Du verwendest einen veralteten Browser. Es ist möglich, dass diese oder andere Websites nicht korrekt angezeigt werden. Du solltest ein Upgrade durchführen oder einen alternativen Browser verwenden.
"Падение прекратилось, Россия вышла из рецессии, но роста нет"
Глава Sberbank CIB Игорь Буланцев о лимитах, джентльменских соглашениях и финансовой грамотности
11.04.2017
За последние шесть месяцев российские эмитенты разместили за рубежом еврооблигации на $12,4 млрд, что соизмеримо с показателями предшествующих двух лет, а иностранцы вложили в фонды, ориентированные на РФ, $1,7 млрд. Только в 2017 году российские компании в ходе IPO и SPO привлекли более $1 млрд. Что пользуется спросом у иностранных инвесторов, почему инвестблок Сбербанка ориентирован в основном на внутренний рынок и как организована его работа, "Ъ" рассказал новый глава Sberbank CIB Игорь Буланцев.
— В 2016 году вы пришли в финансовую компанию Sberbank CIB с поста руководителя дочерней структуры крупного иностранного банка в России, почему?
— Формально я перешел на работу в Сбербанк, а Sberbank CIB — это один из бизнес-блоков. Есть разные понятия: функциональная структура, организационно-правовая структура, юридическая. Если брать юридическую структуру Sberbank CIB, то в ней присутствует много компаний, например, "Сбербанк-Инвестиции" — основной инструмент для нашего департамента инвестиционной деятельности. Есть международные офисы. Я, например, являюсь председателем совета директоров Sberbank (Switzerland) AG, но это же не значит, что я перешел на работу в нашу швейцарскую "дочку".
Некоторые наши подразделения оформлены в Sberbank CIB, некоторые — в "Сбербанк-Инвестициях", много подразделений включено в ПАО "Сбербанк". Поэтому могу сказать, что я не перешел в финансовую компанию, а был назначен руководителем бизнес-блока, который имеет сложносоставную и динамичную структуру, постоянно меняющуюся вместе с рынком.
— Под изменениями структуры вы подразумеваете присоединение Sberbank CIB к большому Сбербанку?
— У нас последний год действительно происходят достаточно серьезные изменения. Какое-то количество сотрудников мы переводили из Sberbank CIB в ПАО "Сбербанк", кто-то приходил в Sberbank CIB. Для нас структура не является высеченной в камне — мы переводим сотрудников из одного подразделения в другое в зависимости от бизнес-задач. Но присоединять Sberbank CIB к большому Сбербанку мы пока не планируем. Нам необходимо сохранить это юридическое лицо и с точки зрения наличия лицензии на определенные виды деятельности, и с точки зрения международного законодательства, которое тоже постоянно меняется. Так, например, на Западе в последнее время очень четко разделены инвестиционные и коммерческие банки. Мы не хотим делать сейчас что-то, что, возможно, через год, через два придется переделывать с самого начала. Поэтому мы считаем абсолютно комфортным сохранение юридического лица Sberbank CIB. При этом Sberbank CIB — бренд не юридического лица, а направления корпоративно-инвестиционного бизнеса. Кроме работы с финансовыми инструментами к нему относятся и все виды кредитования — начиная с овердрафтов и оборотного финансирования и заканчивая проектным финансированием. Кроме того, мы осуществляем финансирование проектов в государственно-частном партнерстве, синдицированное кредитование.
— Линейка продуктов существует параллельно с той, которая есть у Сбербанка?
— Это Сбербанк. Некоторые подразделения Sberbank CIB юридически находятся в ПАО "Сбербанк", а некоторые — в самом Sberbank CIB. Например, департамент глобальных рынков существует в основном в юридической плоскости Sberbank CIB. А департамент крупнейших клиентов полностью существует в юридической плоскости ПАО "Сбербанк", как и департамент кредитования. Понятно, что основные кредитные продукты делаются с баланса банка, но делаем их мы — Sberbank CIB. То есть Sberbank CIB — это крупнейшие клиенты и разные продукты для них: кредитные, рыночные, инвестиционные.
— Ваш предыдущий работодатель, Нордеа-банк, сворачивает в России работу со всеми клиентами, кроме крупнейших. Получается, что вы ушли из структуры, работающей только с крупнейшими клиентами, в структуру, которая работает только с крупнейшими клиентами. В чем смысл?
— Разница очень большая. "Нордеа" в России — это все-таки классическая модель дочернего банка. Sberbank CIB — один из крупнейших мировых банков с полной линейкой инвестиционно-банковского бизнеса, с лидирующими позициями на домашнем рынке: его доля по разным продуктам составляет от 40% до 60%. Поэтому, конечно, это другой бизнес. С одной стороны, это та же сфера, но различия огромные — и по масштабу, и по качеству.
— Сворачивание бизнеса "Нордеа" — это частный случай или тенденция для всех дочерних структур иностранных банков в РФ?
— Понятно, что после 2014 года все иностранные банки очень сильно снизили активность. До перехода в Сбербанк я был руководителем банковского комитета Ассоциации европейского бизнеса, мы очень плотно общались со всеми руководителями западных банков, обсуждали общие проблемы развития бизнеса, крупные сделки. И у всех была одна и та же программа — почти никто не ставил на активное развитие бизнеса. Но при этом основное сокращение по многим иностранным банкам прошло в конце 2014 — начале 2015 года, и где-то к концу 2015 — началу 2016 года основное количество лимитов было очень сильно уменьшено. Поэтому в 2016 году не только иностранные банки, но и инвесторы, которые сократили лимиты на Россию в 2014-2015 годах, обнаружили, что риски уменьшились и лимиты открыты. Поэтому спрос, который мы увидели в начале 2016 года, сильно вырос в конце 2016 — начале 2017 года.
— То есть ситуация улучшается? Это касается экономики в целом или только финансовых рынков?
— Я думаю, что это касается экономики вообще, просто деньги сначала идут на финансовые рынки, а затем, когда тренд становится более устойчивым, уже в реальную экономику. В 2016 году мы увидели стабилизацию и в экономике, и в геополитике, и в ценах на нефть, что привлекло в нашу экономику дополнительные деньги. Если говорить о реальном секторе, то и в 2016 году, и в начале 2017 года наблюдался очень активный спрос на привлечение как акционерного капитала через IPO и SPO, так и долгового — через облигации. Да и на синдицированное кредитование спрос тоже увеличивается.
— Этот спрос направлен на привлечение денег под новые проекты или для рефинансирования старых долгов?
— В 2017 году ожидаются большие погашения и в банковском, и в небанковском секторах. Конечно, под это накоплены средства, а компании и банки чувствуют себя довольно уверенно с точки зрения как наличия ликвидности, так и доступа к ней. При этом значительный объем долгов будет рефинансироваться. Другое дело, что желание эмитентов получить заемные средства совпадает с большим объемом лимитов со стороны множества кредиторов. То есть вопрос не стоит таким образом, что российские компании столкнулись с необходимостью рефинансироваться, а инвесторы понимают, что компании долг не погасят и их надо опять кредитовать. Ситуация другая — да, есть большой объем долгов к погашению, но это совпадает с желанием продолжать кредитовать Россию и продолжать инвестировать в долговые обязательства. Поэтому ситуация абсолютно нормальная, которая, я думаю, будет выгодна российским заемщикам. Но другая часть проблемы, не очень хорошая с точки зрения роста экономики,— рефинансирование старых займов. Мы увидели, что падение прекратилось, Россия вышла из рецессии, но роста нет и соответственно нет спроса на дополнительный большой объем инвестиционного кредитования или развитие новых проектов. Мы рассчитываем, что в 2017 году этот рост придет. Он будет, конечно, неагрессивным, но он приведет и к росту спроса на заемные ресурсы, и к росту рынка кредитования в России.
— Насколько санкции и спекулятивный рейтинг России влияют на поток инвестиций в страну?
— Есть компании, на которые наложены санкционные ограничения, и инвесторы, конечно же, их не нарушают. Но ведь в России есть огромное количество эмитентов, которые не подпадают под санкции, и спрос на российский риск идет в эти компании. Имен очень много — это "Совкомфлот", "Еврохим", "Северсталь", ОАО РЖД и многие другие, которые уже разместились или объявили публично о планах размещений. Емкость этого рынка очень велика.
— Какие деньги по большей части идут сейчас в Россию — европейские, американские или азиатские?
— Инвестируют, с одной стороны, банки, с другой стороны — фонды разного плана. Во-первых, все работавшие здесь банки — и европейские, и американские, и даже японские, которые в 2014 году заняли наиболее агрессивную позицию, как мы увидели в 2016 году,— начали довольно активно возвращаться и совершать сделки в России. Во-вторых, за последние два с половиной года китайские банки стали гораздо активнее, начали проявлять интерес к сделкам в России. Если сначала это были осторожные участия в синдикатах с небольшим ценником $10-20 млн с целью присмотреться, научиться работать с российскими эмитентами и контрагентами, то уже в 2015-2016 годах мы видели довольно крупные сделки со стороны китайских банков, причем в разных отраслях. Конечно, по большей части это нефть, газ, металлы, но мы видим интерес и к другим отраслям. Если брать размещение АЛРОСА, которое мы делали в прошлом году, мы видели интерес не только со стороны Китая, но и со стороны арабских и других инвесторов.
— Какие планы по приватизации на этот год?
— С прошлого года у нас остались планы по приватизации Новороссийского морского торгового порта и "Совкомфлота". Мы пока не знаем конкретных дат по этим сделкам, но они были объявлены, и я думаю, что их стоит ожидать.
— Планы не всегда реализуются. В этом году рынок позволит им сбыться или будут всякие неожиданности?
— Неожиданности могут случиться всегда, это абсолютно нормальный процесс — не все складывается так, как запланировано. Но в целом мы видим большой интерес и окно возможностей как для IPO и SPO частных компаний, так и для приватизации госкомпаний. Поэтому велика вероятность, что мы увидим сделки в обоих сегментах.
— Сложился пул крупнейших банков, которые участвуют в организации приватизационных сделок. Этот рынок поделен между вами или идет жесткая борьба за каждую сделку?
— Конечно, джентльменские договоренности есть на всех рынках, мы взаимодействуем с крупнейшими игроками — ВТБ, Газпромбанком, иностранными банками. И в 2016 — начале 2017 года вы видели: мы заключали разные сделки в различных синдикатах. Мы очень комфортно работаем над многими размещениями. Что касается получения мандатов, то тут уже, естественно,— кто во что горазд. Конечно, каждый старается получить мандат в конкурентной борьбе, и я думаю, что эту борьбу мы увидим в 2017 году.
— Почему Сбербанк не участвует в сделках на западных рынках с иностранными эмитентами, как некоторые другие российские банки?
— У Sberbank CIB есть четыре зарубежных офиса — в Лондоне, Нью-Йорке, Никосии и Цюрихе. До 2014 года у нас были гораздо более агрессивные планы относительно развития бизнеса за рубежом, что было связано с фазой роста российской экономики и логикой развития российских компаний, их трансграничного и зарубежного бизнеса; многие из этих компаний активно планировали зарубежную экспансию. Наша задача состояла в сопровождении российских компаний, организации финансирования для них, подготовке сделок и так далее. Понятно, что в 2014 году эти планы были пересмотрены. Наш подход тоже изменился — мы должны были эффективно сохранять бизнес, присутствие и экспертизу. Поэтому мы не стремились наращивать расходы и внимательно отслеживаем свои траты на западном рынке. Я уверен на 100%, что это правильная стратегия. Если, например, брать сделки с АЛРОСА и "Детским миром", наши заграничные офисы активно работали с инвесторами. Этот опыт показал: сеть работает и все компетенции сохранила, связи с инвесторами работают. Если мы поймем, что фаза рынка меняется, то будем оперативно реагировать и менять свои планы. Не могу сказать, что сегодня мы видим огромный рынок акционерного или долгового финансирования в Европе, где могли бы занять существенную долю. Мы не видим ни у одного российского банка заметного потока бизнеса на этом рынке, скорее это единичные сделки.
— В какой фазе находится российский рынок?
— Российский рынок пока слабо развит, и это совершенно очевидно. У нас мало качественных и, что самое главное, ликвидных эмитентов, мало более или менее ликвидных долговых обязательств. Государству и участникам рынка нужно развивать инфраструктуру. Так, например, я приветствую идею народных облигаций: мы создаем новый инструмент для населения, который помогает развиваться рынку. Как он будет работать — другой вопрос. Сейчас появились и стали развиваться биржевые структурные облигации. Мы в декабре сделали структурную облигацию, привязанную к доллару, и планируем предлагать рынку инструменты с привязкой к другим активам.
— С чем связано незначительное число частных инвесторов на российском рынке?
— Прежде всего так сложилось исторически: на протяжении 80 лет в России не было фондового рынка. Откуда возьмутся финансовая грамотность, инвестиционная активность? Есть самые простые инструменты — например, пришел, положил деньги на депозит. Народ привык: купил валюту — и сидишь, неважно, растет она или падает. Финансовая грамотность не появляется сама собой, ее надо воспитывать со школы и заниматься ее повышением постоянно. И речь не только о гражданах, но и о компаниях.
— А денег в стране достаточно для развития рынка?
— Потребность в дополнительной ликвидности регулируется банками с помощью ставок, и за последний год они заметно упали. Следовательно, ликвидность в системе избыточная — и в рублях, и в долларах. Правда, с долларовой ликвидностью ситуация может измениться: у компаний и банков возникнет потребность в валюте, а значит, и ставки могут отойти от нулевых значений. Впрочем, этого может и не произойти из-за притока иностранной валюты в страну. Так или иначе, ставки сейчас снижаются. Что при этом делать людям? Если год назад ставка по депозитам превышала 10%, а многие банки с начала кризиса давали и до 15%, то нынешние 6-7% психологически не вполне комфортны. Это подвигает людей искать новые инструменты для вложения. В связи с этим, думаю, на рынок придут как новые, так и старые деньги за счет перераспределения ликвидности с рынка дешевеющих депозитов. Однако в этом есть определенная проблема: наличие большого объема денег при недостатке финансовых инструментов не поможет рынку, равно как и противоположная ситуация,— все должно быть пропорционально.
— В середине февраля аналитики Sberbank Investment Research выпустили отчет, в котором связали укрепление рубля с продажей валюты "Роснефтью" для расчетов с миноритариями "Башнефти".Пресс-секретарь "Роснефти" назвал аналитиков "клиническими идиотами" — Сбербанк поблагодарил "высокоинтеллектуального и глубоко воспитанного" пресс-секретаря нефтекомпании за "тонкие определения". Что это было?
— В соответствии с кодексом корпоративной этики Сбербанка сотрудники, дающие комментарии СМИ, несут ответственность за соблюдение требований банка, законодательства, а также обеспечение достоверности и целостности передаваемой информации. Основной продукт аналитиков Sberbank Investment Research — отчеты для ограниченного круга клиентов, как правило, профессиональных и институциональных инвесторов. Аналитики в этих отчетах имеют право выражать свое мнение, при этом их работа регламентирована внутренними документами. В данном случае имело место предположение относительно того, по каким причинам мог расти курс рубля. Но еще раз отмечу: это было непубличное высказывание — частное мнение аналитика, основанное на публичной информации по данному вопросу. Да, журналисты иногда спрашивают аналитиков о том или ином явлении, просят прокомментировать ситуацию на рынке, но это совсем другой продукт: такой комментарий, конечно, основывается на той же работе и тех же материалах, но имеет существенные отличия.
— То есть, когда аналитики дают публичные комментарии, они подвергаются цензуре?
— Понятие "цензура" неприменимо к финансовым институтам, и в данном случае речь идет не о цензуре, а о классической работе любой пресс-службы. При официальных запросах прессы выверяются формулировки, в том числе принимается во внимание и тот факт, что некоторые наши коллеги очень остро реагируют на любые упоминания их компаний. Интервью взял Максим Буйлов
Утвержден проект по его развитию и сохранению редких животных
11.04.2017, 17:48
Президиум совета по приоритетных проектам и стратегическому развитию сегодня утвердил новый проект, посвященный сохранению редких видов животных и развитию экотуризма. Предполагается, что с этого года власти запустят семь пилотных особо охраняемых природных территорий в уже действующих национальных парках и заповедниках: в 2017–2019 годах на это предусмотрено почти 3 млрд руб. Кроме того, на заседании обсуждалось дополнительное финансирование строительства школ — Минобрнауки запрашивает еще 10 млрд руб. к уже выделенным 25 млрд руб.
Сегодня на заседании президиума проектного офиса утвержден еще один проект в рамках приоритетного направления «Экология» — «Дикая природа России: сохранить и увидеть». Документ предусматривает два направления: «Развитие экотуризма» и «Сохранение редких видов». Как пояснили в департаменте проектной деятельности правительства, проект рассчитан до 2021 года включительно. «Сохранение редких видов» направлено на восстановление и увеличением численность редких животных. Среди показателей — рост популяции переднеазиатского леопарда в 6,8 раза, дальневосточного леопарда — в 1,9 раза, а лошади Пржевальского — в 9,2 раза. В рамках проекта «Развитие экотуризма» с этого года правительство будет запускать семь пилотных особо охраняемых природных территорий с собственными программами развития — планируется, что они будут создаваться в национальных парках и заповедниках Алтая, Кавказа и Прибайкалья. По словам Дмитрия Медведева, с учетом результатов эта программа будет расширена еще на 15 федеральных территорий.
Как пояснил глава Минприроды Сергей Донской, за два года на эти цели планируется потратить около 1,8 млрд руб. в 2017–2018 годах и 1 млрд руб. в 2019 году. Эти средства, по его словам, сейчас предусмотрены в госпрограмме «Охрана окружающей среды». «С учетом частных денег, которые сюда можно привлечь, это будет сумма достаточно существенная, чтобы можно было развивать тут инфраструктуру»,— добавил министр, отметив, что «несколько крупных компаний» уже выразили заинтересованность в проектах развития экотуризма. По словам господина Донского, сейчас государство получает незначительный доход (несколько сот миллионов рублей) от туризма в особо охраняемых природных территориях, а в США экологический туризм «приносит миллиарды долларов».
Также на заседании обсуждался и проект, посвященный образованию: как сообщил Дмитрий Медведев, социальный блок правительства уже запросил дополнительные средства на строительство новых школ. Премьер пообещал по мере укрепления возможностей федерального бюджета стараться изыскивать» дополнительные деньги. В 2016–2017 годах на эти цели уже выделено по 25 млрд руб. По словам министра образования Ольги Васильевой, этих средств недостаточно, поэтому в ведомстве рассчитывают на дополнительные 10 млрд. руб.— если эти средства будут найдены, на них могут построить еще 86 школ, тогда в этом году будет уже 166 новых зданий.
Евгения Крючкова
11.04.2017 | 18:53 Глава Центра стратегических разработок, бывший министр финансов Алексей Кудрин заявил, что в течение следующих 10-15 лет Россия должна определиться, отстанет ли она от ведущих мировых держав или станет технологической страной, передает корреспондент «Газеты.Ru».
«Мы пока живем на большом заделе Советского Союза, у нас есть действительно определенные точки, определенные институты, которые могут конкурировать с мировыми аналогами, у нас есть изобретения, изделия, но, к сожалению, это не соответствует масштабу вызовов, которые стоят перед Россией. В ближайшие 10-15 лет Россия может существенно отстать от мира и потерять для себя те рынки, которые создаются и наращиваются, или еще успеть и стать вровень снова технологической державой», — сказал он на XVIII Апрельской международной научной конференции по проблемам развития экономики и общества.
Кудрин добавил, что в рамках госполитики необходимо сконцентрировать усилия «на достройке институтов, создании условий как для науки, так и для инноваций и применения этих инноваций в экономике». Он подчеркнул, что российские университеты не готовы к этому, лабораторная база отстает на десятки лет от передовых университетов Европы или даже Восточной Европы.
Если Кремль откажется от политических реформ, а правительство продолжит тактику «ничегонеделания», то экономический рост не превысит 1–2% и Россия безнадежно отстанет от Запада. Что необходимо делать и каких ошибок нельзя допускать, чтобы поддерживать хотя бы минимальный экономический рост, в интервью «Газете.Ru» рассказал Сергей Алексашенко, бывший первый зампред ЦБ, а сегодня просто экономист из Вашингтона.
— В мае Кремлю будет представлена написанная Алексеем Кудриным стратегия развития России до 2035 года. Насколько реально вообще сейчас написать трактат о способах стимулирования экономики? Насколько это возможно в ситуации, в которой живет страна?
— Что нужно сделать, чтобы стать олимпийским чемпионом в беге на 100 метров? Нужно тренироваться, тренироваться, тренироваться, а потом всех обогнать.
— И?
— При том, что описанная выше стратегия верна, если я сейчас начну рассказывать, что вот я, Сергей Алексашенко, 57 лет от роду, хочу стать олимпийским чемпионом в беге на 100 метров, что бы я ни говорил, мне, наверное, люди не поверят. Поэтому вопрос доверия к стратегии — вот что важно в первую очередь. Стратегии — вещь нужная, и они пишутся в разных ситуациях. Бывает, в хороших, бывает, в плохих ситуациях…
Фото из личного архиваСергей Алексашенко
— Экономическая стратегия бесполезна? — В таких условиях тоже может быть какая-то стратегия... Стратегия закрытых дверей
— Вот именно — какая-то. Стратегия пишется за закрытыми дверями. Текст стратегии — большая тайна. Общество не в курсе, что там ему пропишут на ближайшую десятилетку. Даже руководители экспертных направлений, привлеченные к работе над стратегией, признаются, что не в курсе происходящего. Я недавно спросил Алексея Леонидовича, может ли он ознакомить «Газету.Ru» с проектом стратегии? В общих чертах. Ответ был отрицательным: заказывал стратегию Кремль, ему документ и будет представлен. В мае. До этого времени — нельзя.
— Ну, это лучше, чем ничего. Стратегия «ничего не делать» вас никуда не приведет. Скорее всего, вы останетесь в том же самом месте, а может быть, откатитесь назад. Есть маленькая вероятность, примерно 15%, что Алексей Леонидович честно напишет: главная проблема в российской экономике — это незащищенность прав собственности, и что, не решив ее, мы не сможем радикально ускорить темпы развития российской экономики.
А соответственно, для того, чтобы решить проблему защиты прав собственности, нужно срочно провести политические реформы. А если мы от таких реформ отказываемся, тогда будет вот что. Только надо говорить об этом предельно прямо и четко обозначить развилку. Развилка такая. Что, если мы проводим политические реформы, тогда у нас потенциал роста экономики составляет 4%, даже 5% в среднесрочной перспективе. Если же мы отказываемся от политических реформ, то у нас потенциал роста максимум полтора-два процента в год.
Но даже для того, чтобы нам достичь этого потенциала, надо сделать то-то и то-то. Вот, собственно говоря, как может быть структурирована эта стратегия.
— Значит, по-вашему, в основе экономической программы Кудрина все-таки должна быть обоснована необходимость политической реформы в России? Предположим, он это напишет. А сама реформа, думаете, возможна?
— Я считаю, что в сегодняшней России политическая реформа невозможна. Но Кудрин, если он считает себя честным экспертом, должен четко и внятно об этом сказать. Что без политических реформ экономического ускорения в России быть не может. Это было бы честным диагнозом текущей ситуации. Почему российская экономика не растет? Да потому, что права собственности не защищаются, нет инвестиций. И все остальные причины носят второстепенный характер, хотя и их устранением тоже нужно заниматься. Можно смириться с ростом в 1–2%
— Я последние 15 лет только и слышу на экспертных тусовках, на бизнес-форумах про права собственности, про структурные реформы. Что вас убеждает в том, что сейчас ситуация изменится?
— Нет, меня ничего не убеждает. Потому что ни на какие политические реформы власть не готова.
— И что делать тогда? Перестать играться со стратегиями? Уж сколько их упало в эту бездну…
— Тогда давайте смиримся с тем, что наш потенциал роста 1–2% в год, и будем снимать все препятствия на пути к этой цели. Или давайте пойдем на поводу у Столыпинского клуба, поверим ему, что, напечатав деньги и раздав их для финансирования исключительно приоритетных и важных инвестиционных проектов, Россия сможет избежать участи Зимбабве и нам удастся избежать раскрутки инфляционного маховика.
— Ваш прогноз. Кудрин честно поставит диагноз экономике, укажет в стратегии, почему она не растет?
— Думаю, о проблеме защиты прав собственности он, конечно, скажет, но мимоходом; а во всей его программе никаких реальных предложений на эту тему содержаться не будет… Знаете, у нас и Путин говорит про защиту прав собственности. Премьер про это говорит. Проблема состоит в том, что нужно делать, а не говорить.
— Допустим, но российская власть хотя бы из чувства самосохранения, чтобы не упустить бразды правления, может пойти на либерализацию экономики?
— Очень хороший вопрос вы поставили. Я не знаю, но подозреваю, что в Кремле считают с точностью до наоборот…
— Чтобы сохранить власть, надо закрутить гайки?
— Что гораздо проще сохранить власть, ничего не меняя. Ставьте на капитал — человеческий
— Сейчас среди чиновников в моде рассуждения на тему человеческого капитала. Считается, что если вкладывать из бюджета больше в здоровье и образование человека, то получим реальный стимул для экономического роста. Еще полпроцента к ВВП. И все бы хорошо. Но у меня в связи с этим уточняющий вопрос. Когда отдача будет? Лет через пять-десять-пятнадцать?
— Если вас послушать, то правильно сделать следующее. Медицину закрыть. Сделать так, чтобы все пенсионеры перемерли. Соответственно, сэкономятся средства Пенсионного фонда. И на эти деньги построить танки и ракеты, потому что ничего другого мы предложить не можем, но за счет этого Росстат насчитает и темпы роста ВВП, и рост инвестиций.
— Этого я не говорил. Я про эффективность бюджетных расходов, целесообразность госинвестиций...
— Экономический рост — он нужен для того, чтобы люди жили лучше. Не только за счет того, что в январе пенсионерам дали пять тысяч рублей. Нужно, чтобы у молодежи появились перспективы. Когда мы говорим о развитии человеческого капитала, безусловно, эффект экономический и социальный появится через несколько лет, через пять, может, через десять, может, даже через пятнадцать. Да, но если этого не сделать, то и через 15 лет этого эффекта не будет.
— Именно сейчас вкладываться в это? На дне?
— Надо было вкладываться десять лет назад.
— Ну, да. Когда деньги были в бюджете....
— Подождите. Знаете, в мире двести с лишним стран. И многие из них побывали в разных сложных ситуациях. И если вы посмотрите на разные примеры в разных странах, то увидите, что очень многие из них сделали прорыв именно за счет того, что вкладывались в человеческий капитал. Корея, Сингапур, Гонконг… Или вот Финляндия… у них был двойной шок: сначала был развал Советского Союза, и они потеряли там всю советскую торговлю. А потом у них грохнулась Nokia, которая давала 15% ВВП. И тогда они стали целенаправленно вкладываться в развитие инженерного высшего образования. И сегодня Финляндия едва ли не лидер в Европе, туда едут учиться со всей Европы, кузница кадров, она зарабатывает на образовательных услугах.
— А что сделает наше государство сейчас? Размажет доходы тонким слоем по всем направлениям, на которые Кудрин укажет… И отдачи не будет ни по одному из них.
— Если говорить о серьезной стратегии, то никакой набор рецептов не даст мгновенной отдачи, которую бы все почувствовали. Если вам нужно получить мгновенную отдачу, чтобы ВВП сразу вырос, самый эффективный способ — это заставить все население сначала до обеда копать яму, а после обеда ее закапывать. Или потратить остатки средств минфиновских фондов и профинансировать производство танков, пушек и ракет в трехкратном объеме. Такой темп роста будет, просто колоссальный. Только смысла от этого не будет никакого. Стратегия экономической политики делается не на один год. Она делается на длительный период. Поэтому говорить о том, что нам кровь из носа нужны результаты в этом году, — так не бывает. Корабль под названием «Россия» повернуть на 90 градусов за одну ночь невозможно. Требуется время. В мире нет чудес, и не может быть какого-то чудодейственного рецепта, который прямо завтра даст результат. Кроме того, чтобы копать яму. Инфляционные ожидания не подвластны ЦБ
— Хочется обсудить еще одну фишку, на которую ставят власти. Таргет по инфляции в 4%, к которому ЦБ вот уже года три стремится, всеми способами зажимая кредитование. Что это, одна из тех ошибок, как в случае с прекращением субсидирования ставок по ипотеке? Сбить инфляцию любой ценой — вот это что?
— Таргет низкой инфляции в принципе правильный, но я тоже считаю, что Центральный банк проводит чрезмерно жесткую денежную политику и удерживает свою ключевую ставку на запредельно высоком уровне, что приводит к снижению объема кредита в экономике. Но при этом он сильно не дорабатывает в других направлениях. Борьба с инфляцией не есть уравнение в задачнике, где вы все параметры поставили и получили искомый результат. В борьбе с инфляцией очень важна борьба с инфляционными ожиданиями населения и бизнеса. Если вы почитаете пресс-релизы Центрального банка, его документы, то вы увидите, что основная его проблема — это как раз очень высокие инфляционные ожидания. Но с инфляционными ожиданиями борются словами, а не сверхвысокой ставкой. Словесные интервенции Центрального банка явно недостаточны и не сильно влияют на ситуацию.
— Еще в 2014 году, когда я брал интервью у Ксении Юдаевой, первого зампреда ЦБ, я спросил: почему, действительно, взяли за ориентир 4%, не ниже, не выше? Она ответила так: ну, мы подумали, сравнили с Европой и решили, что ниже 4% — это нереально будет, а выше четырех — смысла нет…
— Послушайте, вообще-то, таргет в 4% — это высокая инфляция для современного мира, особенно учитывая, что Банк России не хочет ее дальнейшего снижения. Сегодня в развивающихся странах средняя инфляция ниже, в среднем составляет 2,58%. А в развитых — 2,14%. То есть во всем мире нормальным считается инфляция от 2 до 3%. Есть некий консенсус о том, что инфляция ниже одного процента тормозит рост. А высокая инфляция, выше 3%, разрушает накопленное богатство. Низкая инфляция лучше, чем высокая. Здесь спору нет. Но вопрос в том, грубо говоря, достаточно ли этого, чтобы инвестиции пошли? Мой ответ
— нет. Бизнес делает инвестиции, если он уверен в том, что они ему вернутся, а это обеспечивается прежде всего защитой прав собственности. Вы сегодня вкладываете деньги — через пять-семь лет начинаете получать доход. Вы должны быть уверены, что этот доход достанется вам, а не знакомому или незнакомому вам полковнику ФСБ.
— Короче, затея с таргетом бессмысленна?
— Нет, не бессмысленна. Ремонт разбитого зеркала заднего вида, если у вашей машины двигатель глохнет, тоже имеет смысл. И неправильно говорить, что это не имеет смысла. Денег нет и не будет, терпите
— Ладно, раз уж мы не нашли рецептов, как починить глохнущий двигатель в настоящем времени, перейдем к прогнозам. Как себя будет чувствовать Россия, ее экономика и ее политическая система в 2018 году и в 2024-м?
— Судя по всему, политическая система России будет себя чувствовать в 2018-м году и в 24-м устойчиво.
— А экономика?
— Экономике от этого будет плохо. Потому что существующая политическая система не направлена на защиту прав собственности. И я не вижу шансов на то, чтобы в России власть вдруг начала поощрять политическую конкуренцию или защищать права собственности, что вдруг Кремль откажется от тотального контроля за информационным пространством и прописывания новостной повестки для телевидения. В общем, в нашей стране мало что будет меняться. Поэтому притока инвестиций не будет и, значит, экономика будет себя чувствовать плохо.
— А население?
— Тоже будет чувствовать себя плохо. Если на наше счастье не вырастут цены на нефть, то российская экономика будет, предположим, расти на 1,5–2% в год, что медленнее, чем вся мировая экономика. Следовательно, Россия будет отставать от других стран, и качество жизни в России будет отставать. То есть другие страны нас будут обгонять, а Россия будет относительно беднеть. При том что, в принципе, мы будем становиться каждый год на один процент богаче. Но остальные страны будут богатеть на 3–4%. Вот и все.
— Напишите, предложите для России свою стратегию роста. А то критиковать-то все мастера...
— Это легко сделать. Я уже несколько лет говорю обо всем этом как попугай. Я мог бы уместить эту стратегию на половине странице текста, а могу написать ее на 33 страницах. Но смысл останется в том, о чем мы с вами только что говорили. Нужно провести политические реформы, восстановить разделение властей и обеспечить верховенство права, что создаст необходимую систему защиты прав собственности, что будет поощрять инвестиции и в конечном счете приведет к устойчивому экономическому росту. Все остальное непринципиально, я готов заранее согласиться со всем, что предложит Кудрин и его команда. С ними можно соглашаться. Но, знаете, повторюсь, если у вашей машины не работает двигатель…
— По разбитому зеркалу заднего вида можно не печалиться… То есть ничего не изменится после прочтения и принятия стратегии Кудрина? Как-то так получается?
— Думаю, что да. Думаю, вы правы.
Und sei bitte nicht böse, keine Zeit das alles zu übersetzen. Und "mal kurz zusammen fassen" ist da auch nicht gut möglich. Ist auch eher für unsere gedacht.
Und sei bitte nicht böse, keine Zeit das alles zu übersetzen. Und "mal kurz zusammen fassen" ist da auch nicht gut möglich. Ist auch eher für unsere gedacht.
Handel zwischen Deutschland und Russland hat kräftig angezogen
Trotz der westlichen Sanktionen boomt der deutsche Handel mit Russland wieder. In den ersten beiden Monaten des Jahres stieg der Warenverkehr zwischen beiden Ländern um 37 Prozent auf 9,5 Milliarden Euro, wie die Deutsch-Russische Auslandshandelskammer (AHK) am Donnerstag bekanntgab. "Die aktuellen Handelszahlen decken sich auch mit dem Eindruck der deutschen Wirtschaft vor Ort, dass es wieder aufwärts geht", sagte AHK-Vorstandsvorsitzender Matthias Schepp.
Einer Umfrage unter in Russland aktiven deutschen Unternehmen zufolge erwarten 63 Prozent in diesem Jahr steigende Umsätze, schreibt Reuters. Die AHK erklärt den deutlichen Anstieg unter anderem mit den höheren Ölpreisen, wodurch sich die russischen Exporte erholt hätten. Dadurch fasst auch die Wirtschaft des Landes nach zwei Rezessionsjahren allmählich wieder Tritt. Experten rechnen in diesem Jahr mit einem Wirtschaftswachstum von mehr als einem Prozent.
Die deutschen Exporte nach Russland haben sich seit 2012 von 38 auf rund 21,5 Milliarden Euro im vergangenen Jahr nahezu halbiert. Die Zahl deutscher Unternehmen mit einer Präsenz in der Russischen Föderation nahm von rund 6.000 auf 5.500 ab. Die deutsche Wirtschaft befürchtet, wegen der Sanktionen dauerhaft Marktanteile an die Konkurrenz zu verlieren – beispielsweise an Firmen aus China. Die Sanktionen wurden im März 2014 nach der Abspaltung der Krim und dem Ausbruch des Bürgerkrieges in der Ost-Ukraine eingeführt.
Bundeskanzlerin Angela Merkel und Russlands Präsident Wladimir Putin haben in dieser Woche ungeachtet großer Meinungsverschiedenheiten den Willen zur Zusammenarbeit unterstrichen. Deutschland sei ein führender Wirtschaftspartner Russlands, sagte Putin in Sotschi nach Gesprächen mit der Kanzlerin. Beide erklärten, sie wollten bei der Vorbereitung des G20-Gipfels im Hamburg zusammenarbeiten und die wirtschaftlichen Beziehungen fördern.